Леонид Парфенов
журналист, телеведущий
Я, можно сказать, еще успел родиться в семье врага народа, потому что я родился в январе 60-го, а справка о реабилитации прадеда пришла в июне 60-го, так что вот еще целых полгода. Конечно, так это не действовало, но юридически получается что-то такое, потому что в его доме родился мой отец, в доме своего деда. Это мой прадед по линии матери отца ‒ Василий Андреевич Подходов. Сначала он был раскулачен в 31-м году, а в 37-м ‒ как я понимаю, это было связано с ужесточениями по известному приказу 00447 НКВД ‒ бывшие кулаки когда. Ну и, видимо, какие-то были неосторожные речи. Справка о приведении приговора в исполнение от января 38-го года, вынесение приговора тройкой ‒ 14-го декабря, по-моему. Случился ли расстрел в первые дни после Нового года или еще в декабре ‒ даже это точно установить нельзя.
Со временем я узнавал какие-то подробности, но в принципе это знание сопровождает меня всю сознательную жизнь. Официальные решения признать жертв репрессий, реабилитировать... Но даже те реабилитации, которые были, я смотрю когда на эту справку о прадеде, там же не содержится ни слова сожаления. Просто вот сообщается, что реабилитирован за отсутствием состава, и всё. Нет никакой скорби по этому поводу. Даже из этой справки нельзя понять, что человека нет в живых. Вот и всё. Было одно решение на бумажке ‒ теперь другое решение на бумажке. В нашем роду мы не уклонились просто ни от одного испытания. Вот расстрелянный дед, он был участником русско-японской войны. И, собственно, из показаний по делу ‒ по-моему, по раскулачиванию даже еще, по первому ‒ он там объясняет, что образования у него нет, а грамоте выучился сам, призванный на японскую войну. Для меня это очень острое ощущение родины, страны, истории именно потому, что мне понятно, как менялись эпохи и как всякая эпоха влияла на семью, как-то проходила через семью. Ничего мы там не избежали в этом русском ХХ веке.